Классический идеал научно-теоретического знания в науках об обществе базировался на вере в существование объективных законов, которые пронизывают все общественные явления. Законы эти, считалось, теоретически ничем не отличаются от законов природных. Соответственно, идеальным инструментом познания общества, государства и человека признавались методы естественных наук. Последствия такого подхода известны. Это механицизм и эволюционизм в представлениях об обществе, европоцентризм и редукционизм в конструировании теорий, технократизм и дегуманизация обществоведения [1, с. 14].

В правоведении натурализация знания про общественные явления проявилась в доминировании правового позитивизма. Правоприменение в рамках этой парадигмы рассматривалось как логическая операция: это дедуктивное умозаключение, где норма права – большая посылка, рассматриваемый случай – меньшая посылка, а решение по делу – вывод. Как    справедливо      заметил

А. И. Овчинников, правоприменитель в рамках такого представления больше напоминает компьютер, решающий математическую задачу, который лишь изредка обращается к собственному правосознанию [1, с. 13].

В современной юридической науке все большую актуальность приобретает тема интегративной юриспруденции. В её рамках получают своё развитие концепции, которые ориентируются на иррациональные, экзистенциально-герменевтические параметры правовой жизни общества и человека.

Одним из таких подходов, претендующих на роль универсального при изучении правовых явлений, является герменевтический подход, предполагающий применение в юриспруденции общей теории понимания (интерпретации). Ядром всякой герменевтики, по П. Рикеру, является многозначная конструкция смысла или символизм [2, с. 43]. Под интерпретацией же предлагается понимать выявление уровней значения, заключенных в буквальном значении, т. е. расшифровку скрытых смыслов [2, с. 44].

Позитивизм сводил все задачи науки к объяснению (описанию некоторой универсальной связи, говорящему о том, что имеет место), герменевтика противопоставила объяснению в духе естественных наук гуманитарное понимание (оценку, говорящую о том, что должно быть) [3, с. 37].

Проблема понимания является центральной в правотворчестве, правоприменении и, в первую очередь, толковании. В качестве объекта понимания в правоприменительной деятельности наряду с текстом закона следует признать любой текст в широком смысле, например: текст устных высказываний в судебном процессе, при проведении допроса, других следственных действий или следовая картина, с которой сталкивается следователь при осмотре места происшествия, где он, в сущности, имеет дело с символами, а также понимание смысла физических действий. Таким образом, можем говорить не только о юридической герменевтике как «науке о толковании и применении норм права» [4, с. 159], а о герменевтическом подходе к исследованию правовых явлений как более широком направлении.

Рассмотрим такие аспекты этого подхода, как понимание текста законов, понимание речи в судебном заседании и понимание в процессе проведения отдельных следственных действий.

По мнению ряда исследователей, смысл профессиональной деятельности юриста состоит в поиске смысла правовой нормы [5, с.11]. Вместе с тем задача установления того, что хотел сказать в тексте законодатель, сегодня видится не решаемой в принципе. Процесс интерпретации правовой нормы является творческим соавторством. Это обусловлено как герменевтическим кругом (ключевая проблема понимания), так и спецификой текста закона как объекта понимания.

Герменевтический круг представляет собой логическое потиворечие: целое возможно понять на основании отдельного, а отдельное – на основании целого. Войти в герменевтический круг позволяет пред-понимание, пред-знание [6, с. 42]. В качестве такого допредикативного знания, лежащего в основе понимания правовых явлений, выступают ценностные структуры правосознания [7, с. 163].

К тому же закон носит всеобщий характер и потому не может охватить практическую действительность во всей её конкретности. Перефразируя Х.-Г. Гадамера, в связи с тем, что закон является всеобщим, он не может быть справедливым по отношению к каждому отдельному случаю [6, с. 594].

Особенностью любого текста как знакового ряда, в том числе правового текста, является полисемия (множественность значений). В. А. Суслов иллюстрипрует это положение с помощью стереометрии. Например, если кружку, имеющую цилиндрическую форму, спроецировать из трехмерного пространства на плоскость, соответствующему его поперечному и подольному сечению, то в одном случае получается круг, а в другом – прямоугольник [5, с. 8]. Текст закона выступает в качестве проекции правовой идеи, заложенной в законе. Понимание закона зависит от того, в какой «плоскости» находится правоприменитель.

Конфликт интерпретаций, описанный П. Рикером, в правоприменении выступает в двух аспектах:

А) Конфликт интерпретаций законодателя и правоприменителя: законодатель изначально стремится к максимальной однозначности текста, а правоприменитель – к его интерпретации в свою пользу.

Б) Столкновение различных интерпретаций текста закона участниками правового общения.

Текст закона содержит тот понятийный «зазор», в который может проникнуть намерение интерпретатора, толкующего норму закона. На законодательном уровне это отразилось в закреплении возможности применения аналогии права. Подобные нормы содержат ст. 8 ГК Украины, ст. 10 СК Украины [8, 9].

Соотношение толкования и правотворчества традиционно относят к одной из ключевых проблем юридической герменевтики [4, с. 161]. В свете вышеизложенного следует признать за толкованием элементы правотворческой деятельности.

Таким образом, сложно согласиться с позицией исследователей, акцентирующих внимание на неконструктивности множественности интерпретаций в отношении правовых текстов и необходимости устранения пробелов в праве и усовершенствования законодательной техники как условия преодоления такой множественности [10, с. 22]. Такой подход представляется слишком поверхностным, не затрагивающим сущности герменевтического процесса.

Кроме текста закона, носителем правовой информации выступает также речь. В судебном процессе понимание речи адвоката, представителя стороны, судьи и других участников процесса позволяет делать выводы, возражать, приводить аргументы, толковать доводы оппонента, реализовать права и исполнять обязанности – т. е. анализировать получаемую правовую информацию и сообразно с процедурой действовать или бездействовать в качестве участника судебного процесса. Для того, чтобы узнать правовую информацию, необходимо дешифровать знаковый ряд (текст) или звуковой ряд (речь) [5, с. 7].

Наряду с судебными дебатами понимание является ключевой проблемой таких форм устного правового общения, как переговоры контрагентов по поводу заключения договоров, рассмотрение вопросов на заседании коллегиального органа и др. [11, с. 69]

Интерпретация имеет место также в ходе проведения отдельных следственных действий.

Интерпретация обстановки места происшествия дает следователю информационный материал, на основе которого выстраиваются версии происшедшего. Поскольку версии – интерпретация собранного материала, который сам является интерпретацией действительности [12, с. 117], возможны первоначальные «ложные интерпретации ложного сознания» [2, с. 27].

Герменевтическое прочтение допроса позволяет констатировать двойную интерпретацию: 1) размышление и фиксация в памяти свидетеля и 2) осмысление и оценка текста следователем. При этом точность значения становится всё более фрагментарной по отношению к предыдущей.

Герменевтический характер присущ также квалификации преступления, которая зависит от истолкования смысла, с одной стороны, и от качества символа – с другой [12, с. 118]. В ст. 67 УПК Украины этот феномен отражен в виде понятия о внутреннем убеждении судьи, прокурора, следователя [13].

Во всех описанных выше ситуациях мы, также как и при понимании текстов нормативно-правовых актов, можем наблюдать конструирование смысла на основе некоего пред-понимания, источник которого, возможно, следует искать в правосознании.

Согласно П. Рикеру, понимание многозначных выражений является моментом самопонимания человека. Таким образом, семантический подход будет всегда связан с рефлексивным [2, с. 42].

Проблема значения и понимания рассматривается как основная и различными коммуникативными теориями, в которых все явления культуры рассматриваются как феномены коммуникации [14, с. 35]. При этом право как одна из знаковых систем состоит из знаков-символов (по классификации Ч. С. Пирса), особенностью которых, в отличии от знаков-икон и знаков-индексов, является их конвенциональность [14, с.147].

Коммуникация и право имеют общую основу: как взаимопонимание участников диалога предполагает необходимость для каждого из них подчинить хотя бы отчасти свои индивидуальные семантические и другие особенности речи пониманию другого партнера, приспособить свою речь к определенным нормам языка и, безусловно, нормам логики, так и соблюдение права другого требует ограничения своих интересов общими нормами права [7, с. 164].

Ю. Хабермас выводит зависимость результата понимания от мотива интерпретатора. При этом автор вводит понятие стратегического и коммуникативного действия. Первое направлено на цель, второе – на взаимопонимание. Механизм первого предполагает взаимопонимание, которое мотивирует убеждение, механизм второго – влияние, которое побуждает к действию [15, с. 292, 293].

О разновидности коммуникативного действия говорит и П. Рикер в своей работе «Торжество языка над насилием». Рассматривая суд как правовую переработку насилия посредством перенесения его в пространство слова и речи, он в конечном итоге приходит к тому, что главной функцией судебного решения является примирение сторон. По мнению автора, судебное решение исполняет своё социальное назначение лишь когда оно признано не только судьями, но и общественным мнением, и даже, в идеале, подсудимым [16, с. 32, 33]. Это фактически соответствует условиям    коммуникативного         действия            по

Ю. Хабермасу. В то же время П. Рикер признает утопичность такого подхода.

Говоря о понимании в ходе следственных действий или судебных дебатов, мы, как правило, имеем дело именно со стратегическим действием либо скрытым стратегическим действием, что значительно осложняет процесс понимания. Вместе с тем следует признать, что правопорядок, на достижение которого направлены усилия общества, есть не что иное как «особый порядок человеческого общения, интерсубъективного взаимодействия, в который вступают «признающие» друг друга в качестве ценностей субъекты, желающие соизмерять своё существование с другими людьми» [7, с. 165].

Анализ некоторых аспектов проблемы понимания в правовой науке позволяет сделать следующие выводы.

1. Герменевтика, которая имеет «выходы» на все этапы правового регулирования, заслуживает быть самостоятельной парадигмой познания правовых явлений.
2. Понимание правовых явлений, будь то текст закона, речь в судебных дебатах либо улики, следует признать скорее созданием смысла, чем его отысканием.
3. Следовательно, необходимо уделить особое внимание поиску тех априорных оснований, на базе которых осуществляется герменевтический процесс.
4. Изложенные выше положения должны служить ориентиром при реформировании структуры юридического образования, в котором ведущее место должен занять герменевтический метод, умение восполнять «значимые разрывы смысла» в тексте нормативно-правовых актов, и главное – принципы такого восполнения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Овчинников А. И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. – Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 2002. – 288 с.
2. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. – М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2002. – 624 с.
3. Ивин А. А. Ценности и понимание // Вопросы философии. – 1987. – №8. – С. 31–43.
4. Мережко А. А. Юридическая герменевтика и методология права // Проблемы философии права. –2003. – Т. 1. – С. 159–162.
5. Суслов В. А. Герменевтика права // Известия вузов. Правоведение. – 2001. – №5. – С. 4–12.
6. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. – М.: Прогресс, 1988. – 700 с.
7. Овчинников А. И. Юридическая герменевтика как правопонимание // Известия вузов. Правоведение. – 2004. – №4.– С. 160–169.
8. Цивільний кодекс України. – Х.: ТОВ «Одіссей», 2003. – 408 с.
9. Сімейний кодекс України. – Х.: ПП «ІГВІНІ», 2005. – 96 с.
10. Марченко О. Ю. Правовая герменевтика как методологическая основа толкования юридических текстов // Проблеми законності: Респ. міжвідом. наук. зб. – Х., 1998. – Вип. 35. – С. 18–22.
11. Рабінович П. М. Герменевтика і правове регулювання // Вісник АПрН України. – 1999. – №2. – С. 61–71.
12. Суслов В. В. Герменевтика и юридическое толкование // Государство и право. – 1997. – №6. – С. 115–118.
13. Кримінально-процесуальний кодекс України // Выдомосты Верховної Ради. – 1961. –№2. – С.
14. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. – С.-Пб.: Симпозиум, 2004. – 544 с.
15. Габермас Ю. Дії, мовленнєві акти, мовленнєві інтеракції та життєвий світ // Єрмоленко А. М. Комунікативна практична філософія. – К.: Лібра, 1999. – С. 287–324.
16. Рикер П. Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права // Историко-философский ежегодник. – 1990. – М.: Наука, 1991. – С. 27–36.